Array ( [0] => 2829 [1] => 2836 [2] => 2850 [3] => 2860 [4] => 2871 [5] => 2883 [6] => 2890 [7] => 2898 [8] => 2921 ) 1
0
1 мая
Загрузить еще

Владимир Оглоблин: "На Алтае мне угрожали ножом, а в Якутии обстреляли"

Владимир Оглоблин:
Фото: Владимир Оглоблин побывал во множестве передряг, охотясь за стоящим кадром

Ольга: Расскажите, пожалуйста, о предстоящей выставке.

Выставка под названием "Близкое" - это совершенно необычное для меня культурное явление. Приблизительно семь лет назад, после успешного проекта по съемке "Нескучного", имения Лансере-Серебряковых, я с удивлением обнаружил удивительную красоту Харьковской области, после сложных экспедиций на Дальний Восток и Север, иногда хочется просто отдохнуть душой. И вот за это время удалось заглянуть в наиболее интересные уголки Харьковщины.

Сергей: Как родилась идея сделать выставку, посвященную именно Харьковщине?  Вы уже сказали, что много путешествовали, но о Харькове, по большому счету так и не снимали.

Это были съемки в Харьковской области, все происходило как-то спонтанно, наверное, определение "Родина" проявляется с такого комфортного душевного состояния, когда действительно хочется куда-то вернуться, вот такой "точкой возврата" является для меня Харьков и его окрестности. Все мои поездки по Харьковщине оказались не менее интересны, чем дальние командировки, экстрима тоже вполне хватало, например, были ночевки, прямо в поле, потому, что хотелось быть в 6 утра, скажем в Купянске, иначе пришлось бы выезжать в полвторого ночи.

 

 

Антон: Где Вы снимали?

- Снимал, практически все 27 районов, и должен сказать, что есть места удивительной красоты. Например, сейчас на первом месте у меня Двуреченский район. Конечно, я знаю все остальные – Богодуховский, Краснокутский, с известными памятниками архитектуры, любопытными для меня были даже степные, например, Барвенковский или Сахновский, но вот Двуреченский и Купянский – это было для меня открытие. Думаю, нужно еще много времени, что бы действительно открыть все районы.

Игорь: Во время работы, на чем Вы концентрировались?

- В основном снимал пейзаж, и старался, что бы это были, "боговдохновенные" сюжеты, где есть какая-то игра света, интересное состояние, не просто приехал, снял и через три минуты забыл. Мне было интересно пограничное состояние свет и не свет, особенно ранее утро. Есть просто божественное состояние природы – это приблизительно за 20 минут до восхода солнца, когда переотраженный солнечный луч от облаков либо от неба, мягким светом ложиться на землю. Если это удается, если нет пасмурной погоды, то это волшебно, удивительный цвет, удивительный свет. Сюжеты выбирались скорее интуитивно. Просто я понимал, что поеду в какой-нибудь район, например, Красноградский, потому, что все мои попытки спрашивать заранее о красоте района, как правило, ничем не заканчивались. Причем в этом вопросе типичная ситуация, и на Чукотке, и на Колыме, и в Харьковской области, в лучшем случае люди отправят тебя на какое-нибудь озеро, где как выясняется, есть рыба. Когда я приезжаю в район, то у меня есть оперативная карта, как штабная карта полевого командира, и здесь у меня все маршруты, явки, телефоны, встречи. Вот за семь лет у меня уже такая карта стала похожа на "мочалку", уже износилась от постоянных переездов. Так вот по этой карте я и ищу красоту. Интерес вызывают наименее доступные участки, которые еще встречаются, например окраина Украины, почти граница с Россией, в Волчанском районе, или Великобурлукский район, со своей специфической красотой. Это были скорее не целенаправленные съемки, а некоторое состояние души, ощущение жизни.

Константин: Вы снимали только пейзажи или и людей так же?

- Пытался иногда снимать жанровое, но в меньшей степени. В основном снимал флору, фауну, пейзаж и была макросъемка. Хотелось найти еще не убитую цивилизацией красоту, и сохранить хотя бы на фотографиях. Возвращаясь, каждый год в одно и то же место, заметил, что как правило, состояние этих мест становится все хуже и хуже. Люди ухитряются уничтожать практически все, даже если приезжает небольшая группа, то все равно рубят деревья, снимают траву - это очень неприятно, часто встречаю много мусора. Были неприятные случаи, когда человек покупает пруд, для разведения рыбы, в частное владение, например, в районе Шиповатого Шевченковский район, и при попытке просто фотографировать, выходят охранники, в лучшем случае просто с большими собаками, или в Валковском районе, поворот на Коломак, даже не дают выйти из машины, спуская собак. Такая ситуация характерна не только для Украины, например, в прошлом году в России на Колыме, меня арестовали, как украинского шпиона, хорошо у меня было письмо помощника губернатора.

Инна: Если посмотреть на географию Ваших съемок, то это почти всегда суровые места России – Якутск, Магадан, Алтай, чем обусловлен этот выбор?

- Наверное, я уже говорил, что еще с детства, практически со второго класса, очень люблю путешествия. Все детство прошло в России, в Тверской области, и там начитавшись книг, еще маленький, постоянно искал клады. Желание искать клады привело меня на исторический факультет, который я успешно окончил в 1980году в Харькове. На пригласительных написана фраза Рэя Бредбери, которой я руководствуюсь уже 15-20 лет: "Старайтесь увидеть мир, он прекрасней любой мечты". Например, во время одной из физически тяжелейших в моей жизни экспедиций на дальний Восток, я увидел то прекрасное, что и представить себе не мог. Эта была экспедиция по заказу правительства Якутии, съемка реки Лены, якутской территории съемка на протяжении 3500 км, в течение 4 месяцев, почти от верховья реки от Витима до моря Лаптевых, почти до Тикси. Вероятно, книга или альбом так и будет называться "Жизнь реки". Это красивейшая река, входит в десятку крупнейших рек мира. Уникальные снимки. Много уголков, где если и не 17-18-й век, то уж точно не 21-й – без телефонов, ведут натуральное хозяйство, живут спокойно, размеренно. Мне удалось там снять удивительное событие – это праздник Исаах, встреча нового года, который у них приходит 22 июня, еще тюркские традиции. Очень красочные костюмы, огненные действа, песни, пляски – действие огромного масштаба. Если все сложится удачно, то эти материалы можно будет увидеть во второй половине мая – начале июня, на выставке в галерее Маэстро.

 

 

Максим: Как Вы готовитесь к выставкам? Как выбираете работы, которые будут на экспозиции? Как Вы их обрабатываете и обрабатываете ли? Снимаете на цифровую или аналоговую камеру?

- Аналоговая съемка закончилась 4 года назад, к моему сожалению, осталась вся аппаратура очень хорошая, почти всю мою жизнь я снимал на эту камеру. Но когда я отправлялся на Колыму, в Магадан, был заказ от мэрии города посмотреть иначе на город, но поставили некоторые условия, нужно было очень оперативно согласовывать сюжеты, должна быть обратная связь. Раньше снимал на пленку, через 2-3 месяца еду в Москву, проявляю, печатаются контрольные фото, отправляются на согласование. Сейчас жизнь более динамичная. Поэтому мне купили камеру Nikon D3, которую я вообще осваивал в самолете, и ее благополучно украли в Харькове, прямо на Шатиловском источнике. Потом ее дважды пытались продавать в Харькове, молюсь только, чтоб снимал хороший человек. Поэтому и пришлось почти год работать на Колыме – зарабатывать на новую камеру. На Колыме съемка началась на цифру, и за месяц я приспособился. В Москве я оставляю весь материал, и мне позволяют ним пользоваться в некоммерческих целях, до выхода издания, например, могу организовать персональные выставки, могу что-то опубликовать, только в некоммерческих изданиях. Выбор снимков проходит совместно с моими друзьями, причем почти вслепую, потому, что к некоторым привязываюсь, они дороги мне – иногда свежий взгляд намного полезней.

Родион: Вы обрабатываете фотографии?

- Поскольку снимаю я в формате raw, то в нем есть 100%-ное содержание, но на первый взгляд он имеет серый оттенок, и поэтому приходится подтягивать контраст, но никаких существенных изменений в фотошоп я не делаю, потому что я для себя определил, прежде всего, передать то божественное, что открылось для меня. Могу только прикоснуться к мгновенью. Иногда, прошу не называть меня фотохудожник, и в мире нет такого понятия – я просто фотограф. Фотография – буквально с греческого языка, уже значит, "писать светом".

Алексей: Сегодня очень доступны стали различные цифровые фото-технологии, и начального и среднего и высокого уровня, масса людей, которые занимаются фотографией, на обывательском уровне, и много появилось фотографов, которые берутся  снимать постановочные, студийные работы. И кроме того они распространяют свои работы в интернете. Как Вы относитесь к этому явлению? Такое засилие аматоров не отражается на деятельности профессионалов?

- Цивилизацию или достижения уже не остановить. С появлением цифровых камер появился "ренессанс в фотографии" - это стало более доступно, не нужно проявлять, по ночам печатать, долго и непредсказуемо. Сейчас все гораздо проще, это и обуславливает появление большого количества фотографов, но в этом нет ничего плохого, если многие люди прикасаются к прекрасному благодаря фотоаппарату. И так же это возможность передать свои ощущения через расстояния. Что касается профессионализма – то так было всегда, хорошо, если это количество переходит в качество. Единицы идут до конца, или, по крайней мере, пытаются осваивать эту науку, не только на уровне снял – отдал – напечатали. Например, многие лаборатории сейчас печатают фотографии, но только тот, кто прошел ранний период печати, они лучше чувствуют цвет и понимают суть фотографии. Например, нужно сделать чуть теплей или добавить немного контраста, то человек понимает, о чем ему говорят. О смелости молодых фотографов – можно браться, лишь бы не дискредитировали само искусство, потому что никого не интересует, как и за сколько это было сделано – важен результат.

Ира: Существует масса электронных хостингов, фотовыставок, где выставляются и оцениваются работы, которые по фотографическому каналу являются несовершенными, но при этом стоят много денег, например "Ковбой, скачущий по прерии". Как Вы относитесь к этому культурному явлению, когда снимок заведомо является несоответствующим фотографическому канону и существует ли таковой?

- Искусство – это очень ёмкое понятие. С одной стороны "Черный квадрат" Малевича – это абсурд, но человек увидел это в нужное время в нужном месте, поэтому это было революционно. И когда кто-то пытается повторить, то это и становится плохо. Что касается "ковбоя", то есть замечательная фраза "с возрастом важно сохранить имя, которое иногда стоит гораздо важнее, чем твоя работа". А что касается красоты, то у нас до сих пор продают коврики с лебедями и медведями – это уже вопрос вкуса. Есть ранние работы, каких-то известных фотографов, которые могут стоить сейчас баснословные деньги. Есть книга "Библия фотографии", куда попали 50 лучших работ, от времен начала фотографии до взрыва зданий в США.

Геннадий: Кто представлен в этой книге?

- Наших фотографов там нет вообще, в основном США и Европа. В СССР фотография как искусство не воспринималась, потом уже появились Родченко, Апельбаум, но все равно были поставлены рамки. После 1927 года и мечтать о свободной фотографии было не возможно. И занавес этот был поднят только с середины 80-х. Кроме того, и об этом я читал, что сами художники, как это не странно выглядит, сдерживали развитие фотографии. Потому что уходил зритель, ведь фотография как искусство начала развиваться очень стремительно и быстро. Поэтому художники подчеркивали значение фотографии только как репортажного явления, а об искусстве и говорить нечего, только механика и никаких мозгов. А в мире везде фотография была очень развита. Видимо этим и обусловлен сейчас такой повышенный интерес. В России тоже сейчас проходят много выставок, например, "Лучшая фотография России",  и Украина проводит сейчас конкурсы "Природа" и фотовыставки – это нормально. Я тоже участвую, но не так много.

Владислав: Как далеко Вы можете зайти в погоне за кадром?

- Достаточно далеко, и уже потом осознавать, что бываешь на грани жизни и не жизни. Практически в каждой экспедиции, и предвидеть это не возможно, возникают ситуации. Должен отметить, что не так опасны дикие животные, есть карабин, еще как-то можно быть готовым. Гораздо опасней бывают встречи с людьми, например, в Горном Алтае, в сентябре позапрошлом году, у меня была машина, которую мне арендовало издательство. И вот на реке Катонь, приготовился к съемке, удивительного по красоте ущелья, в котором по моим расчетам должно было появиться "скользящее солнце". Вдруг летит какая-то машина в пыли без номеров, чудом останавливается в полуметре от меня, выходят трое с ножами, хотят денег, может пьяные. То, что я с Украины для них ничего не говорит – русскоговорящий, значит враг. Спасла меня женщина, которая ехала на лошади, оттеснила их, что-то им сказала на местном наречии и помогла мне уехать. В прошлом году был случай, когда просто обстреляли, но это было уже в Якутии, но не хочу касаться этой темы, потому что было, когда рассказ подобных случаев оказывался двояким. Например, было у меня интервью, и я рассказываю о реке Синяя, что у меня там был проводник, который принадлежит Национальному парку, которые присматривают за порядком, и задача их бороться с браконьерами, существующими везде. В итоге текст был сокращен до того, что моим проводниками были охотники, которые сами являются браконьерами. Поэтому люди очень обиделись и ситуация общения с ними была очень не приятная, а прошло уже лет шесть. Поэтому я отношусь с большой осторожностью к словам и тем более фотографиям.
 

 

Сейчас, кстати, была выставка в Львове по Гулагу, и она вызвала такой резонанс. Я буквально прочувствовал горе людей, которые живут там, которых это коснулось, потому что в этом вопросе много неправды, много перекрученных советской властью фактов. Когда был на конференции перед открытием выставки, то стало понятно, что люди уже не воспринимают "советскую правду". Думаю, что нужно не разделять народы, а наоборот объединять через какое-то общее покаяние, признание преступлений и продолжение жизни дальше.

Руслан: Вы говорите, что для Вас главное в деле "ощущение жизни", пожалуйста, что это значит для Вас?

- Я понимаю, главное это ощущение жизни, каждой минуты, когда живешь. Просто знаю мало примеров, когда люди говорят, что сейчас я как-то перебьюсь, займусь чем-то другим, как-то подзаработаю денег, а уже потом… Этого возвращения потом, в фотографию или в искусство я просто не знаю, мне такое не известно. Для меня это ощущения быстротекущей жизни. Если можешь делать добро, делай сейчас, можешь помочь – помоги сейчас, а не потом. Даже экстремальные условия в путешествии или какие-то житейские проблемы дают понять, что жизнь как качели или улетаешь вверх, или тянет вниз. Нужно жить, и не терять ощущение реалий. Когда моя мама посетовала, что сейчас тяжелое время, молодежи сейчас сложно, то я сказал, что не было времени, когда было легко, вспомнить такое не получается. Революция – нет, гражданская война – нет, перед войной были стройки – те же проблемы, война – тем более понятно, после войны восстанавливали, спрашиваю: "Когда было лучше время?" Как говорил Лихачев или Солженицын: "В России у людей есть только два состояния – или терпение, или бунт". Так и у нас тоже такие два состояния, но жить надо сейчас, сегодняшним днем, эту жизнь, которая нам дана.

Павлов: Идея "музея фотографии" - эта идея сейчас актуальна?

- Она актуальна всегда, и даже не одно поколения. Но сейчас я не готов отдать часть жизни на это. Я видел как непросто, много лет добивался музей частных коллекций, например, известный коллекционер Лучковский, и в итоге вроде им дали помещение в Университете, которое не освоено, вроде на условиях долгосрочной аренды, и нет, какой-то министр, вроде образования, отказал. Оно вроде и не освоено и никому не нужно – и не дам, а найти свое помещение, и тем более привести его в порядок – просто не возможно. Хотя в городе много коллекционеров, которые передали бы Харькову как коллекции, но только как коллекции, потому что юридически, это может быть где-то в фондах, и процедура передачи очень сложная. О музее фотографии я конечно мечтаю. Когда я был за рубежом, в Прибалтике, там есть такие музеи. И у нас тоже есть много материалов, и дореволюционных фотографов, которые снимали уникальные вещи. Кроме того Харьков был продолжительное время столицей – и тоже есть уникальные фотографии. Материал колоссальный, но он постепенно уходит – то узнаешь, москвичи купили, то в дальнее зарубежье. У меня одного несколько тысяч фотографий только до 1917 года – иногда покажешь на выставке, и таких людей много в Харькове. Но инициировать подобное просто не готовы психологически, сейчас какие-то другие ориентиры, если выключили в Художественном музее свет за неуплату. Думаю, что это уже какие-то не здоровые тенденции в городе – и это печально.

Алена: Известны ли Вам коллекционеры, у которых тоже есть материал?

- Мне известны, по крайней мере, 6 человек, коллекционеров – сильнейших, я не вправе называть фамилии, это то, что касается старой фотографии. Мне неизвестно, что бы люди начинали собирать 50-60-е годы прошлого столетия, и это люди будут собирать. Это как всплеск интереса к живописи советского периода в России. Все "пионеры с горнами" сейчас стоят огромных денег, и на аукционах продается очень дорого. Поэтому в России вычистили все столовые, старые дворцы культуры, дома отдыха, там вы уже подобного не встретите. 30-е, 40-е, 50-е – это уже не вернется и стоит очень дорого, и начинаешь понимать, что это уже достояние времени. Безусловно, все собирают Харьков – он, как город сохранился мало, а фотографии – это история. Открыток много, а оригинальных фотографий мало. В городе таких сотня, может две. Они, как правило, не подписывались фотографом, в отличие от портретов. Портреты делались на авторских паспарту - Иваницкий, Федецкий, Скасси, у них у всех были свои паспарту. А фотография города – снял и подарил, так же как сейчас дарят.

Татьяна: Такое непосредственное общение с природой оно обогащает лично Вас?

- Я уже понимаю, что искусство оно не спасет мир, но хотя бы разрушать не будет, хотя и искусство бывает разное. Вопрос немного риторический. Хотя это дает духовную подпитку, захлебываешься и даже забываешь снимать какие-то красивые места. Например, в прошлом году на Синей реке или река Гуатама, теряешься, чувствуешь себя песчинкой, молекулой среди космоса. И понимаешь что нужно найти кадр, а все так красиво. Рука после этого не поднимается что-то выбрасывать или рубить, бывают исключения, когда, например, в тайге нужно костер развести, но берешь сухое, так, чтобы, ни нарушить сюжет, хотя сюда может следующий фотограф придет через 350 лет, но главное не навредить.  Если мои выставки имеют такой смысл, то я хотел, что бы люди прикасались к красоте, пусть принесенной откуда-то. Наверное, в этом моя задача – ничего не придумывая, не выдумывая привнести красоту. Выставка для меня – это событие очень тревожное, по двум аспектам. Первое, это близкое, и вроде все к этому прикасаются, это Харьковщина, но непонятно, как люди это будут воспринимать, потому, что все снимают, все это доступно, и поэтому это тревожно. И второе – это желание провести еще один эксперимент, я пригласил для комментария к моим фотографиям харьковских поэтов, там будут двустишья, четверостишья и некоторые стихи замечательных харьковских поэтов и не только их. Это известные харьковские поэты – Володя и Юля Копычко, Надежда Новгородова, Сергей Ушаков, Ольга Подлесная, у которой просто удивительная поэзия и она настолько точно и тонко ложиться к фотографиям, что просто диву даешься, так же Александр Мельник, Олег Бондарь и его супруга Ольга Беда – это люди, которые писали для меня. Просьба была одна – написать, что на душу ляжет к фотографии, и, отбирая строчки к фотографиям, я заметил одну удивительную вещь, в Харькове, и в принципе это сейчас повсеместно, очень много депрессивного, точнее сказать печального. Например, у меня есть осень – я думал, что она как фейерверк, такая красивая, яркая, а пишут грустные, печальные, иногда трагические стихи. С одной стороны есть три хороших стихотворения, а я ни один не могу поставить, потому что тогда моя фотография не имеет смысла. Когда я снимал, то имел в виду праздник жизни, праздник цвета, а прикладываю стихотворение к фотографии – и совершенно другие ассоциации. Такой эксперимент уже был на выставке по "Нескучному", и он был удачным, хотя были некоторые отзывы, когда люди говорили, что это самостоятельный жанр, наверное, нельзя это смешивать. Хотя большинство сказали, что есть некоторое слияние, которое дает более высокий резонанс.

Андрей Петров: Расскажите о планах на будущее, куда планируете отправится в будущем?

- Знаете, с возрастом люди становятся не мудрее, а осторожней, поэтому я говорю, что я перестал планировать. Я не планирую, я мечтаю. Потому что то, что запланируешь, например, в прошлом году планировал Горный Алтай, несмотря на всякие проблемные ситуации, намечалась уникальная экспедиция, от верховья Катуни, от Белуги, через Казахстан. Буквально первые метры Катуни – это малопосещаемый, наиболее сложный участок, и фотографий хороших немного, а это все-таки 2-х месячная экспедиция, на расстояние 350 км, то есть можно было с удовольствием "поохотиться", но в последний момент все переиграли, и нужно было ехать на  Колыму, чтобы снимать побережье Охотского моря. С одной стороны нисколько я не жалею, потому что было много открытий, особенно Кекурный залив с фантастическими скалами, и само побережье очень живописное.

Однако с другой стороны я настраивался полгода на Катунь, все перечитал, пересмотрел, понимал где буду сидеть три дня, где неделю, так я намечтался, собрал снаряжение, все-таки горы, элементы горного туризма или даже альпинизма, одежда другая. Поэтому я уже не планирую, а мечтаю. Мечтаю я много, например, Чукотка еще раз – это как недосказанная сказка, как прикосновение к мысу Дежнева, бухта Провидения, Лаврентия, но мне хочется еще, теперь я знаю, с чем туда ехать. Там я встретил совершенно бесстрашного француза, который два слова знал по-русски и каким-то образом три месяца выживал. У меня какие-то проблемы, нет чего-то, нет корабля, а человек знает два слова, улыбается и все – нет проблем. Он снял удивительный репортаж, во Франции ему удалось получить кредит на съемку фильма, и мне уже в Магадане подарили фильм, который он снял. И таких мест, где хотелось бы побывать довольно много, Таймыр например – это просто уникальное место. Таких мест как плато Путорана с одним только каньоном Моран,  вообще нет, хотя американцы говорят о Гранд Каньоне, но для меня это плато – это незабываемо. Конечно, не оставляю затею по Харьковщине – это как вечная песня, возможно будет немного материала о Харькове. Сейчас есть много фотографов, которые очень классно снимают, поэтому посмотрим.